Проблема неизвестности Эйлин Грей (Eileen Gray) состоит в том, что она была женщиной в архитектурно-художественном обществе, и то, что она оказалась более прогрессивной, чем «великие» того времени. «Великие» ей этого не простили, а она была слишком аристократична, чтобы доказывать факты. Мебель Ле Корбюзье и Мис ван дер Роэ считается неким «прорывом» в создании дома-«машины для жилья». Удобного и функционального. Тем не менее, у этого «прорыва» было женское начало и женское имя.
Двадцатые годы двадцатого века – эпоха мечтаний, поиск нового быта, и вместе с тем – годы, пропитанные страхом перед будущим, побуждающим жить здесь и сейчас, жить во что бы то ни стало … Кровавым оттиском запечатлелись в памяти каждого европейца ужасы первой мировой. Старый Свет навсегда изменился – традиции, чтимые веками, отошли на второй план, ими пренебрегали – целые страны лежали в руинах и, чтобы выжить, приходилось забывать о массе условностей. Ломка стереотипов шла на всех фронтах, одним из самых передовых стала архитектура и то, что мы сегодня привыкли называть дизайном. В те смутно-прекрасные годы между двумя войнами окончательно сформировалось течение, которое сегодня мы называем модернизмом. В то время сама жизнь и ее суть требовали переосмысления. Глаз, привыкший к барочным мотивам и деревянным изыскам модерна, "ударам кнута" сецессиона и завиткам ионических колонн, вдруг наталкивался на нарочито простые формы мебели и декора помещений, что не могло не вызывать шок.
читать дальше
Само слово «декор», примененное к этим «стерильным» интерьерам, казалось кощунством. Новые формы были непривычными, не до конца понятными, модными и в то же время презираемыми светским обществом за их простоту. Можно считать, что модернизм во всем своем блеске явил миру великий Ле Корбюзье, представивший в 1925 году на Международной промышленной выставке в Париже свой знаменитый павильон «Эспри нуво» («Новый дух»). Сам павильон был вскоре разобран, а вот представленная в нем мебель до сих пор выпускается фирмой Cassina… Тем не менее у Ле Корбюзье, Миса ван дер Роэ, Марселя Брюэра и других модернистов был предшественник, точнее предшественница, которая начала делать мебель из металлических трубок и кожи значительно раньше...
Эксцентричную ирландку, совершившую, без преувеличения, мебельную революцию, звали Эйлин Грэй. Проектируя, по сути, холодные и практичные вещи, которые Ле Корбюзье призывал современников «не брать в наперсники», она вкладывала в скопления металлических трубок, цепочек и дырочек совершенно иной смысл – наделяя их приметами романтики и любви. Только женщина могла совместить минималистичную стерильность функциональных вещей с понятиями «уюта» и «домашнего очага». Пока мужчины стремились ниспровергнуть так призираемый ими уют, Эйлин Грэй его создавала, подчиняясь своей, доступной для понимания лишь женщин, логике.
легендарный столик Е-1027
Вряд ли и сама Эйлин могла всерьез задумываться о том, что ее столик, создававшийся как доступная альтернатива дорогим деревянным столам – и по сей день остающийся образцом экономичности и функциональности – будет продан за 10 000 фунтов на аукционе Sotheby’s. В действительности, ничего примечательного в нем не было – столешница из обруча со стеклом, две телескопические ножки, которые фиксируются смешным гвоздиком на цепочке. Разве скажешь сейчас, что этот симпатичный журнальный столик в свое время стал предтечей европейского мебельного функционализма? Тем не менее именно дом и столик с гвоздиком прославили эту хрупкую женщину, окружив ее не столько духом инноваций, сколько ореолом романтики. Свой «идеальный дом» в Рокбрюне, что на Лазурном берегу во Франции, она назвала E 1027, столик был обозначен той же загадочной комбинацией.
Но вернемся к героине нашего повествования.
В 1920 году для того, чтобы все окончательно изменилось, нашлась еще одна немаловажная причина. В некотором роде скандальная. «Эйлин связалась с человеком почти вдвое моложе, эмигрантом. Из Бухареста.» Вряд ли лондонские родственники понимали, что в Париже начала 1920-х годов таких юношей как Жан Бадовичи (Jean Badovici), было пруд пруди – не встретиться им было невозможно.
Когда Эйлин и Жан познакомились, ей было немногим больше сорока. Она — одинокая, замкнутая и необщительная художница, он — молодой, красивый, бедный и полный жизни архитектурный критик. История вышла обычная. Парень полностью подчинил себе не совсем юную мисс Грей. Он молод, болтается с такими же «отморозками» из мира искусств, щеголяет своей бисексуальностью. Ее работы становятся как никогда раскованным полетом воображения. Как бы там ни было, этот роман стал самым продолжительным из всех ее увлечений мужчинами.
В 1922 году, спустя три года после первой встречи, Эйлин Грей совместно с Жаном Бадовичи открывает галерею “Jean Desert Galerie”. В 1923 Эйлин создаст интерьер спальни-будуара “Монте-Карло” (Boudoir-bedroom de Monte-Carlo) в рамках салона “Artistes Decorateurs”, который окончательно проведет грань между ее прежним стилем, и тем новым, который и станет истинным открытием ее таланта. А настоящим воплощением этого стиля станет их дом, названный с конструктивистской лаконичностью – Е-1027. Впрочем, это название, больше похожее на индекс в прейскуранте, расшифровывалось достаточно романтично - «Е» — первая буква имени Eileen, «10» — порядковый номер буквы «J», «2» — номер буквы «B» - инициалов Жана Бадовичи, а «7» — первой буквы её фамилии.
«Почему бы тебе не построить дом для своих вещей?» - как бы между прочим спросил её Жан, который мечтал о собственном доме, но никогда не мог себе его позволить. Зато Эйлин могла себе позволить создать идеальный дом для любимого мужчины. Она создавала обиталище для них двоих, но это поистине «мужской дом». Шел 1926 год, Эйлин исполнилось уже 48 лет Она никогда не училась архитектуре, но это не помешало ей самостоятельно спроектировать и начать строительство их летнего дома.
Эйлин нашла великолепное место на Лазурном берегу, купила этот участок земли в Рокбюрн-Кап-Мартен над Средиземным морем и построила для него дом — на свои деньги, почти своими руками, всего лишь с помощью двух рабочих — выстроила и наполнила его вещами, среди которых Жану было бы удобно. «Мсье Бадовичи редко заходил к нам» - корректно охарактеризовал ситуацию на стройплощадке один из рабочих. Втроем они управились за три года. Как написал ее поздний биограф, «даже через сорок лет она не могла забыть, какая усталость ее переполняла, и как одиноко ей было». Она же утверждала, что это любовь и занесла в записную книжку сентиментальную банальность: «Как и музыка, работа имеет смысл только тогда, когда её свидетелем является любовь», — грустная история восхищения другим человеком...
Дом стоял на отшибе от других вилл Ривьеры. Соседям, людям простым, он в целом понравился – он их смешил. Дом был похож на океанский лайнер: с флагштоком на крыше, шезлонгами на террасе-палубе и спасательным кругом на балюстраде. Вместо воды в бассейн была навалена куча песка. «К воде слетаются комары, - говорила Эйлин, - а песок днем остается прохладным, вечером сохраняет тепло».
Внутрь соседей, конечно, никто не пускал, а то они еще с ума бы сошли, увидев огромную навигационную карту, висящую вместо живописи в гостиной, надпись «Счастливого плавания» на карте, и лампу, которая освещала ее ночью.
Интерьер Эйлин тоже делала сама. Все. От расчески до дивана. Вложив в каждую вещицу чисто британские эксцентричность и практицизм. В их доме на берегу моря были парусиновые занавесы, блестящие металлические перила и ковры с морскими рисунками. Это был очень мужской по духу и стилю дом, построенный для любимого мужчины.
Кожаное кресло «Transat» с металлическим каркасом было похоже на шезлонги, стоявшие на палубах трансатлантических лайнеров. Это кресло, как и всю остальную мебель, Грей сделала сама.
Её вещи нельзя рассматривать по отдельности, они были настоящей семьей, живущей в доме. И, как люди, находились в постоянном движении: столы ездили по рельсам, табуретки служили лесенками, полки вращались на петлях, шкафы выдвигались из стен, прятались и появлялись. Один из гостей после попытки усесться на ускользающую по рельсам табуретку сказал, что это «механический балет» какой-то.
Теоретически в Е 1027 были гостиная, две спальни, кухня и две комнаты для прислуги. Фактически планировка комнат менялась с помощью ширм и зеркал, одна комната превращалась в несколько… В относительном покое жила только прислуга..
Всё здесь было рассчитано на долгую, комфортную и счастливую жизнь. И хотя роман был недолгим, (когда Эйлин в 1926 году спроектировала и начала строить свой летний дом, ей было уже 48), пожалуй, это единственная романтическая история, имеющая непосредственное отношение к современному дизайну – неудивительно, что она связана с женщиной.
Эйлин и Жан прожили в этом доме несколько лет. Всё это время у них не переводились гости, друзья Жана. Когда приходил Корбюзье, Эйлин пряталась — она его стеснялась. Дом, в котором она надеялась укрыться от мира с любимым человеком, превратился в архитектурный салон, которые она так не любила. Ей никогда не удавалось продавать и раскручивать свои идеи. На шумных сборищах удачливых архитекторов, любящих споры и манифесты, Эйлин Грей чувствовала себя неуютно. Да её на них и не звали, считая замкнутой аристократкой-лесбиянкой. Пусть даже и невероятно талантливой.
Эйлин любила экспериментировать и часто создавала мебель из материалов, которые на тот момент не были популярны. Ее проекты отличались лаконичностью и необычностью форм. Во многом ее идеи опередили тенденции в мебельном дизайне. Нужно отдать должное активным участникам «салонных симпозиумов и конференций» — большинство из произведений Эйлин Грэй увидели свет и произвели огромное влияние на дизайн и методы архитектурного проектирования, правда, уже за подписью активных участников архитектурной тусовки.
Про дом много писали в начале 1930-х. Бадовичи посвятил ему спецвыпуск своего журнала L’Architecture Vivante. Такой чести удостаивались только Корбюзье и Пьер Жаннере. В 1930-м Эйлин Грэй и Жан Бадовичи представляют проект E. 1027 на первой выставке Union des Artistes Modernes. Но на архитектурный конгресс в 1933-м Эйлин не пригласили. Ее не спешили принимать в профессиональный круг, недолюбливая из-за того, что она никому ничего не доказывала, не имела специализированного образования и была… женщиной.
В 1930-м закрылась их совместная галерея Jean Désert, где продавались ковры, мебель, предметы освещения, и ее новаторская трубчатая стальная мебель. Вскоре распались и ее отношения с Бадовичи. Эйлин не драматизировала. Прекрасно понимая простую арифметику: ей за пятьдесят, а Бадовичи тридцать семь, она просто однажды собрала свою одежду и ушла, оставив Жану дом и всю мебель. С собой она захватила один только столик Е 1027. И больше не возвращалась.
Дело было не только в бывшем любовнике. В их дом, вернее, уже дом Жана, продолжали приходить гости, особенно Корбюзье, которому Е 1027 очень нравился. В середине 1930-х Ле Корбюзье вдруг схватился за кисти и краски. Жертвами этого его увлечения стали друзья – он потребовал на откуп пустые стены их домов.
В 1938 году Корбю добрался до Бадовичи и Е 1027, расписав восемь стен дома, и корабль перестал быть чистым и белоснежным. Эйлин не простила этого ни коллеге, ни любовнику. Фрески плохие. Но Эйлин придиралась не к их качеству. Она догадалась, что Ле Корбюзье объявил ей тихую войну.
Расписав стены, Корбюзье позднее включил эти работы в своё собрание, едва упомянув имя Эйлин Грей. Через несколько лет он купил участок земли рядом с домом Е 1027 и построил на нём свою знаменитую «хижину», а в 1956-м, после смерти Бадовичи, не оставившего завещания, выкупил и сам "дом Бадо и Корбю".
Эйлин не разрешили взять ничего из мебели или вещей. В некоторых биографиях Корбюзье говорится, что авторство дома и сохранившейся там мебели принадлежит ему. Аристократическое воспитание не научило ее отстаивать свои права. Она была шокирована и ни разу после этого вторжения не переступила порог своего бывшего дома. Она больше не чувствовала его своим.
Уйдя от Жана, Эйлин Грей в 1932 году начала строительство своего второго дома «Tempe à Pailla», потом оформила квартиру, но они никогда не нравились ей так, как «Дом на берегу моря». Любовь ушла из её вещей, хотя работать она не переставала.
«Tempe à Pailla»
В 1937 она получает приглашение от Ле Корбюзье на участие на экспозиции Temps Nouveaux в Париже в его павильоне. Эйлин отказывается, открывая этим свой долгий период забвения.
В 1940-м, во время Второй мировой войны ее вилла Tempe à Pailla разграблена, а квартира в Сен-Тропе, где Эйлин Грэй хранила большинство своих работ, подверглась бомбардировке. Оказавшись в изоляции в Провансе, Эйлин Грэй занимается рисованием и проектированием.
1954-м начинается строительство третьего дома, Lou Pérou, неподалеку от Сен-Тропе.
В 1968-м, после затянувшейся надолго паузы, о работах Эйлин Грэй пишет статью Джозеф Рукверт в журнале Domus. И они вызывают заслуженный интерес у почитателей футуристического стиля новых времен. Выставки Эйлин Грэй все чаще проводятся в Граце и Вене.
В 1972-м году – новый всплеск интереса к ее творчеству. Ее работы появляются на аукционах, ее первый именитый клиент, Jacques Doucet выставляет предметы обстановки своей квартиры на аукционе в Париже, и на выставке Королевского Института Британских Архитекторов в Лондоне. Один из Лондонских мебельщиков, копирует три предмета мебели Эйлин Грэй, становящихся культовыми.
Когда Грей передали, что некоторые её вещи были проданы с аукциона за огромные деньги, она посчитала это полным бредом. Приглашения на свои собственные вернисажи она выкидывала, предпочитая приходить на выставки инкогнито (это было несложно — её почти никто не знал в лицо), встречаться с журналистами отказывалась и почти ни с кем не общалась. Умерла Эйлин Грей в 1976 году, в своей квартире на улице Бонапарта в Париже.
Эйлин Грей в своем доме Lou Pérou
Не умея общаться и налаживать связи Эйлин выпала из архитектурного сообщества. Не попала и в историю архитектуры – в удовлетворении тщеславия ей было отказано. Она продолжала работать, но вещи делала всего в нескольких экземплярах. Прожила очень долго. Издевательски долго, если учесть масштабы катастрофы ее жизни. В своей парижской квартире она жила одна. После Бадовичи ни романов ни увлечений.
Будучи в здравом уме, твердой памяти и 98-летнем возрасте, Эйлин Грей сожгла все свои письма и фотографии. Ей хотелось, чтобы после неё остались только её вещи. Увидеть ее можно теперь только на считанных фото, что успели при ее жизни попасть в какой-нибудь журнал. Снимков всего два-три. Эйлин не слишком интересовала мир, хотя и работала не останавливаясь всю свою некороткую жизнь. Теперь, на склоне лет незадолго до смерти, она твердо знала, что забыта.
На кладбище Пер-Лашез ее гроб проводили три человека.
Но все же ее история удивительна. Достаточно одного толчка, чтобы факты, не меняя порядка, выстроились в совсем другой сюжет...
Что мы увидим?
Девушку из хорошей английской семьи, которая к 24-м годам могла бы достичь своего английского счастья – с мужем, овсянкой и тихой скукой. Но она резко изменила свою жизнь как минимум четыре раза – кто решится хотя бы на один?
Первый раз – уехала в Париж.
Второй – бросила живопись.
Третий – бросила лаковую мебель.
Четвертый – бросила Бадовичи.
Не будем преувеличивать роль героя – возможно байку про совет заняться архитектурой придумал он сам. Отважный, чувственный минимализм виллы Е 1027 был подготовлен в 1925-м году той самой «мебелью для бедных».
Тихая мазохистка, которой помыкали мужчины? Помилуйте: фанатичка, которая умела зациклиться на идее как, впрочем, и на человеке.
Подарила дом жиголо? Просто процесс интересовал ее больше, чем результат.
Проблемы с общением? Она просто любила одиночество.
Ле Корбюзье? «Я рад возможности рассказать Вам, что в немногие дни, которые я провожу в этом доме, я научился ценить редкий гений, который разграничил внутреннее и внешнее, который придал современной мебели чарующую и оригинальную форму» - написано в 1937 году. И это письмо было единственным, которое Эйлин не бросила в камин, разбирая свой архив.
Провал? Но в начале 60-х ее мебель уходила с аукционов за суммы, выше полутора миллиона долларов.
По всем статьям эта жизнь должна была кончиться стандартно: нищета, алкоголизм одинокой женщины, угасание в доме престарелых, «быт отомстил богеме». А кончилась в Париже, в роскошной квартире, в окружении собственных произведений, надежно укрытая английским титулом и английским же финансовым благополучием. Свою жизнь Эйлин Грей прожила так, как ее это устраивало. Делала, что хотела и все успела. А свои фотографии и письма сожгла потому, что ей было решительно все равно, что об этой жизни подумают.
Вместо эпилога
Сегодня «Хижина» Ле Корбюзье в местечке Рокбрюн-Кап-Мартен считается национальным достоянием, за ней присматривают местные жители, и она почти никогда не пустует: студенты-архитекторы и дизайнеры едут сюда прикоснуться к «святыне». И до недавнего времени почти никто не обращал внимания на дом Е 1027, расположенный буквально напротив. Когда-то похожий на горделивую белоснежную яхту, теперь он напоминает разбившийся о скалы корабль: после смерти Ле Корбюзье, вилла переходила из рук в руки, последний ее хозяин был зарезан в 1996-м своими слугами в этих самых стенах, и с тех пор дом заколочен и стоит пустоглазым призраком.
В последние годы Е 1027 фотографируют в хитрых ракурсах, потому, что только так она выглядит достойной своей легенды. Если сфотографировать ее фасад прямо, будут видны трещины на стенах, желтые пятна сырости, рассохшиеся рамы и разбитые окна, наспех заклеенные полиэтиленом. Вилла Е 1027 похожа на состарившуюся в одиночестве актрису, в лицо которой теперь стараются не смотреть, чтобы не компрометировать воспоминания и миф.
Многие из почитатели Ле Корбюзье даже не слышали имени Эйлин Грей, гениального дизайнера, которая предвосхитила некоторые идеи своего знаменитого соседа и других коллег-современников.
Они не знают, что мебель из стальных трубок — аскетичная и функциональная, по которой все начали сходить с ума в конце двадцатых годов, — Эйлин Грей делала гораздо раньше, а её столик Е 1027 за последние семьдесят лет скопировали и выпустили под своей маркой все, кому не лень.
Её репутация была восстановлена 31 октября 1976 года, в день её смерти, когда это событие было признано достойным для объявления по французскому национальному радио. Это был первый случай, когда имя Эйлин Грэй было произнесено в СМИ.
C домом E 1027 связана еще одна легенда. Она скорее мистическая нежели романтическая – вполне официальная версия смерти знаменитого Корбюзье гласит что он утонул, засмотревшись на ее дом. Если верить современникам, то вполне возможно он так и не смог смириться с тем, что его в чем-то превзошла эта хрупкая мало кому известная женщина.
В наши дни ведется реставрация дома E 1027 и его интерьеров. Он признан уникальным памятником конструктивизма, и в его истории имена Эйлин Грэй и Ле Корбюзье будут всегда стоять рядом.