Разжимаю хватку.
Потихонечку, палец за пальцем, по миллиметру, то уговаривая и уламывая себя, то, стиснув зубы, едва ли не силой.
Хочу отпустить. От всей души ненавижу в себе это вечное женское, бабье "Хочу чтобы моё, чтобы только со мной, на меня, обо мне"...
Напоминаю себе о том, что, вцепись кто-нибудь так же в меня, сбежала бы очень быстро.
О том, что мне самой не нужна в клетке эта помятая, трепыхающаяся синичка: я вообще птиц не люблю.
А что-то внутри панически вопит: да как же можно отпустить! Улетит же! Птица же дикая, неразумная, сама не знает, где ей лучше. Не оценит, не останется, бросит и позабудет! И никогда уже не будет этого живого и теплого в руках, этого дыхания и стука сердца под пальцами. Куда тогда пойдешь?
Ужасно трудно не слушать этот голос, такой с перепугу убедительный.
Ужасно трудно разжимать пальцы.