У Йорика на столе стоит череп. Большой, пластиковый, из набора "Собери себе друга" "Человеческое тело", который продается в киосках по частям вместе с соответствующим журналом. Сначала-то Йорик загорелся собрать парня целиком, и даже успел, кроме собственно черепа, обзавестись щелкающей нижней челюстью и крошечным серым питекантропского вида мозгом, но потом они со Штирлицем подсчитали, что этот подвиг обойдется ему примерно в восемь тысяч рублей. (Штирлиц вообще большой специалист по разбиванию чужих мечт сухими фактами.) Сумма в восемь тысяч произвела на небогатого Йорика столь же сильно впечатление, как шестьдесят фунтов на Элизу Дулитл, так что от идеи своей он быстренько отказался. А череп остался жить у него на столе. Назвали его по понятным причинам тоже Йориком, и теперь, когда я захожу в детскую с каким-нибудь философско-риторическим вопросом вроде "Почему на кровати опять лежат шкурки от банана?", на меня взирают уже две пары огромных совершенно круглых задумчивых глазищ (причем одна еще и с длиннющими ресницами), так что вопрос как-то сам собой трансформируется в "Быть или не быть" и благополучно погибает где-то в глубинах мозга.